— Да. — В их голосах слышалось сомнение. Которое, правда, ушло, когда они увидели, с какой осторожностью Роланд убрал сложенную карту в кошель.

— Большое вам спасибо. — Роланд левой рукой взялся за руку Франсины, правой, без двух пальцев — Фрэнка. — Своими руками и глазами вы, возможно, спасли много жизней.

Из глаз Франсины брызнули слезы. Фрэнк какое-то время держался, но вскоре слезы потекли и по его веснушчатым щекам.

— Хорошие дети, — сказал Эдди, когда они возвращались к церкви. — Талантливые дети.

Роланд кивнул.

— Можешь ты представить себе, что один из них возвращается из Тандерклепа пускающим слюни идиотом?

Роланд, прекрасно могущий это себе представить, промолчал.

Сюзанна, не споря, согласилась с решением Роланда оставить ее и Эдди на ступеньках церкви, и стрелку вдруг вспомнилось, что она не захотела идти и на пустырь, где росла роза. Задался вопросом: а не боится ли какая-то ее часть того же, что и он? Если так, то битва, битва за ее тело, уже началась.

— Сколько должно пройти времени, прежде чем мне входить в церковь и вытаскивать вас оттуда?

— Прежде чем нам входить в церковь и вытаскивать вас оттуда, — поправила его Сюзанна.

Роланд задумался. Эдди задал хороший вопрос. Посмотрел на Каллагэна, стоявшего на верхней ступеньке, в синих джинсах и клетчатой рубашке с закатанными рукавами, сцепив пальцы перед собой. Роланд заметил, какие крепкие у него мышцы рук.

Старик пожал плечами.

— Он спит. Проблем быть не должно. Но… — он расцепил руки, указал на револьвер на бедре Роланда, — я бы оставил это здесь. Вдруг он спит с одним открытым глазом.

Роланд расстегнул пояс с револьвером и передал Эдди. Кошель с картой отдал Сюзанне.

— Через пять минут. Если с нами что-то случится, я, возможно, смогу крикнуть. — Добавлять: «Или не смогу» не стал.

— Джейк к этому времени уже подъедет, — заметил Эдди.

— Если они приедут, пусть ждут снаружи, — распорядился Роланд.

— Эйзенхарт и Слайтманы в церковь входить не будут, — подал голос Каллагэн. — Они поклоняются Орисе. Госпоже риса. — Он скорчил гримасу, демонстрируя свое отношение к Госпоже риса и остальным второсортным богам Кальи.

— Тогда пошли, — подвел черту Роланд.

Давно уже Роланд Дискейн не испытывал суеверного страха, свойственного иной раз верующим людям. Наверное, такого не случалось с ним с детства. И вот страх тяжелой ношей снова лег ему на плечи, едва отец Каллагэн отворил дверь скромной деревянной церкви и придержал ее, пропуская Роланда вперед.

Они очутились в холле с истертым ковром на полу. Из холла две открытые двери вели в помещение побольше, с рядами скамей. В дальнем конце, на возвышении, стоял, как показалось Роланду, аналой, в окружении горшков с белыми цветами. Их аромат дурманил воздух. Свет попадал в церковь через узкие окна в стенах. За аналоем на дальней стене висело распятие из железного дерева.

Он слышал таинственное сокровище Старика, не ушами — всем телом. Ровное низкое гудение. Как и в случае с розой, от него веяло силой, но более ничего общего с розой не было. Это гудение говорило о бездонной пустоте. Той самой пустоте, которую они почувствовали в Нью-Йорке-декорации, куда их перенес Прыжок. Пустоте, которая могла стать голосом.

«Да, это то самое, что перенесло нас, — подумал он. — Перенесло нас в Нью-Йорк… один из многих Нью-Йорков, если исходить из истории Каллагэна… но оно может перенести нас куда угодно и когда угодно. Может перенести… а может и зашвырнуть».

Он вспомнил окончание длинного разговора с Уолтером. Тогда он тоже отправился в Прыжок, но понял это только теперь. Почувствовал, как растет, раздувается, пока не стал больше земли, больше звезд, больше вселенной. И сила, которая все это проделывала, была здесь, в этой церкви, — и он ее боялся.

«Спасибо богам, он спит», — подумал стрелок, но тут же в голову пришла куда более неприятная мысль: рано или поздно придется его разбудить. Рано или поздно придется использовать его, чтобы вернуться в нужные им Нью-Йорки.

Рядом с дверью на подставке стояла чаша с водой. Каллагэн опустил в нее руку и перекрестился.

— Теперь ты это можешь? — тихим, чуть громче шепота, голосом спросил Роланд.

— Ага, — ответил Каллагэн. — Бог принял меня к себе, стрелок. Хотя я думаю, пока это «испытательный срок». Ты понимаешь?

Роланд кивнул. Последовал за Каллагэном в церковь, не смочив пальцы святой водой.

Каллагэн повел его по центральному проходу, и хотя шагал Старик решительно и уверенно, Роланд чувствовал, что тот боится, возможно, даже больше, чем он сам. Каллагэн хотел избавиться от этого страшного Магического кристалла, сомнений в этом не было, но Роланд не мог не отметить храбрости и мужества Старика.

По правую сторону от прохода короткая лесенка из трех ступенек вела на возвышение. Каллагэн поднялся по ним.

— Тебе нет нужды подниматься, Роланд. Ты все увидишь с того места, где сейчас стоишь. Ты ведь не будешь забирать его сегодня?

— Нет, — ответил Роланд. Теперь они уже перешептывались.

— Хорошо. — Каллагэн опустился на одно колено. Сустав хрустнул и оба вздрогнули от этого звука.

— Я даже не прикасаюсь к ящику, в котором он лежит, если в этом нет необходимости. Не прикасался с того момента, как положил его сюда. Тайник сделал сам, испросив прощения Господа за использование пилы в Его доме.

— Открывай, — бросил Роланд. Он весь подобрался, напряг все органы чувств, чтобы сразу же уловить малейшее изменение в гудении бесконечной пустоты. Ему недоставало тяжести револьвера, давящей на бедро. Неужто люди, приходившие сюда молиться, не чувствовали присутствия этого ужасного шара, спрятанного здесь Стариком? Роланд решил, что нет, иначе они давно перестали бы приходить сюда. И пришел к выводу, что лучшего места для тайника Каллагэн найти не мог: искренняя вера прихожан в какой-то степени нейтрализовала Черный Тринадцатый. Может, даже успокаивала, углубляла сон.

«Но он может проснуться, — думал Роланд. — Проснуться и в мгновение ока отправить нас в любой уголок Девятнадцатиландии». И тут же отогнал от себя эту гнетущую мысль. Да уж, идея использовать его для защиты розы представлялась все более абсурдной. За свою долгую жизнь ему приходилось сталкиваться и с людьми, и с чудовищами, но никто из них не шел ни в какое сравнение с Черным Тринадцатым. От него исходило невероятное, нечеловеческое зло. И зло это до краев заполняло бездонную пустоту.

Каллагэн надавил большим пальцем на желобок между двумя досками. Раздался легкий щелчок, плита пола, примерно пятнадцать на пятнадцать дюймов, приподнялась. Каллагэн откинул крышку люка. Гудение заметно усилилось. Роланд вдруг подумал о громадных пчелах, которые ползают под половицами. Наклонился вперед, заглянул в тайник Старика.

Увидел что-то, прикрытое белой материей, очень хорошей материей.

— Стихарь алтарного служки, — пояснил Каллагэн. Поняв, что Роланд этого слова не знает, добавил: — Часть одеяния, — пожал плечами. — Сердце подсказало завернуть в него ящик, вот я и завернул.

— Сердце подсказало тебе правильно, — прошептал Роланд. Он думал о мешке, который Джейк нашел на пустыре, мешке с надписью «ТОЛЬКО СТРАЙКИ НА ДОРОЖКАХ СРЕДИННОГО МИРА». Этот мешок им понадобится, определенно понадобится, но не хотелось думать о том, когда придется перекладывать шар из ящика в мешок.

Он отогнал и эту мысль, а вместе с ней и страх, откинул материю, увидел деревянный ящик.

Несмотря на страх, коснулся темного тяжелого дерева. «На ощупь напоминает чуть смазанный металл», — подумал он. Почувствовал, как по телу пробежала эротическая дрожь. Поцеловала страх, как давнего любовника, и исчезла.

— Это черное железное дерево, — прошептал Роланд. — Я слышал о нем, но никогда не видел.

— В моих «Сказаниях об Артуре» оно названо деревом призраков, — также шепотом ответил Каллагэн.